Воспоминания и комментарии
Воспоминания о детстве
Мне, как и, видимо, многим другим детям, задавали, с моей точки зрения «провокационный» вопрос: «Кого ты любишь больше - маму или папу?». Этот вопрос меня обычно ставил в тупик, А разве может ребенок любить одного родителя и не любить другого. В детском сознании они связаны друг с другом, они единое целое. Одного любят за одно, а другого за другое. Естественно, что «мама есть мама», тем более, что у меня с мамой были доверительные отношения, я обожал и обожаю её. Почти также я относился и к своему папе. Внешне он ничем не выказывал своего отношения к детям. Тем не менее, он был очень душевным человеком, трудоголиком и в душе очень переживал за своих детей. Отец мой в июне 1939 года окончил Сухумскую горскую школу. В этой школе j учились Г. А. Дзидзария, Ш.Д. Инал-ипа, А.Н. Джонуа, А.Т. Отырба, З.В. Анчабадзе, Ю.К. Темиров и др. Кажется, В 1939-м же году папа поступил на заочное отделение исторического факультета Сухумского госпединститута.
...3 месяца отец работал директором Верхнеэшерской семилетней школы и оттуда же был призван в армию. Он был человеком боевым, закончил в 1941 году со знаком «Отличник RK.K.A.» Тамбовское Краснознаменное кавалерийское училище вместе с казаком Пархоменко. Я очень гордился тем, что он учился с казаком с такой известной фамилией; удостоверение им подписал лично министр обороны СССР маршал Тимошенко. По окончании училища он был оставлен в 8-ом запасном Кавполку командиром учебного взвода по подготовке младших лейтенантов. В сентябре 1941 года он был направлен на фронт и назначен командиром взвода автоматчиков 1-го эскадрона 29-го гвардейского Кавполка 11-й дивизии. В 1941-1942 гг. принимал участие в оборонительных боях в Орле и Туле. Впоследствии, после прорыва обороны Сталинграда, он участвовал в рейде корпуса Белова. Тяжелое осколочное ранение получил 10 февраля 1943 года в боях за город Харьков (станция Мерефа).
...Еще один рассказ папы я вспомнил, когда был в Москве на приеме у специалиста по иглоукалыванию. Лежу я в кабинете весь утыканный иголками. Вдруг, откуда ни возьмись, появился комар. Хочет попить моей крови. В обычной ситуации я бы отмахнулся от него, но в данном случае я этого сделать не мог, так как боялся, что одна из игл причинит мне боль. Набрал воздуха в легкие и стал отгонять комара. Моего папу, чтобы вынуть осколок после тяжелого ранения, отправили в эшелоне в город Фрунзе (нынешний Бишкек). Время от времени на эшелон налетали немецкие бомбардировщики. В этих случаях эшелон останавливался, и все легкораненые и медперсонал разбегались в разные стороны, а тяжелораненые, как мой папа, естественно, не могли покинуть поезд, полагаясь только на свою судьбу. Лежишь и думаешь - попадёт ли бомба в вагон или нет (конечно, сравнение комара и немецкого бомбардировщика не очень корректно, тем не менее, некоторое сходство есть). На фронте, при наступлении, папа с конем упал в болото, было 25 градусов мороза. Вся одежда мигом задубела. Я спросил его: «Ты отогрелся?». «Какой там отогрелся, сынок, - наступление», - сказал папа.
......На месте части сухумского аэроклуба была создана конно-спортивная база, где проходили состязания первенства Абхазии. Я застал время, когда последние включали в себя рубку - выставлялись лозы, которые необходимо было срубить шашкой, на полном скаку. В конноспортивные состязания входило также преодоление препятствий, но любимым зрелищем большинства зрителей были скачки. Здесь особенно отличалась лошадь по кличке «Патефон» из Эшерской конноспортивной базы. По-моему, она участвовала в скачках на большие расстояния. Сейчас, к сожалению, такие состязания не проводятся. Представляете, когда несколько тысяч человек одновременно кричат: «Патефон!». Она была победителем несколько лет подряд.
...В детстве я очень любил читать стихи и читал их со сцены подшефной войсковой части. Помнится, что в школе мы занимались и кавказскими танцами. Я даже участвовал в школьной олимпиаде, исполняя сольный танец.
...В Эшерах я закончил среднюю школу. Учились мы в помещении, расположенном на втором этаже двухэтажного здания, по-видимому, в бывшем особняке какого-то русского помещика. Это позднее на месте этой школы появилось новое кирпичное здание со своим спортзалом, в котором было уже 700 учеников. Многие уроженцы села Эшера, намного старше меня, учились со мной в одном классе. Когда принималось решение о том, чтобы строить новое здание школы (речь шла о новом кирпичном здании), то своё слово сказал командир подшефной войсковой части и В.О. Кобахия, работавший тогда в Президиуме Верховного Совета Абхазии. Последний когда-то учился в нашей школе. Благодаря ему, она была построена на старом месте. Более того, дорога, идущая вдоль кипарисовой аллеи в школу, была заасфальтирована по его поручению. Так что и здесь он оставил о себе добрую память.
...Среди первых моих учителей были З.И. Бигвава, а затем Н.М. Лазба. В старших классах были и другие учителя. В частности, преподавательница русского языка и литературы A.M. Семенская, благодаря которой я неплохо знал русский язык и литературу. Она была строгая учительница, но свой предмет знала хорошо. То же самое можно сказать и о моей преподавательнице абхазского языка Л.М. Кецба. Вспоминаю З.В. Виноградову, а также Н.А. Циколия, которая была не только нашим учителем, но и классным руководителем в старших классах. Была у нас и подшефная часть. Это та самая «лаборатория», о которой так много кричал Китовани во время войны. На самом деле это была часть, которая следила за ядерными взрывами и никакого вреда для окружающих не представляла
...Иногда я помогал дяде низать табак. Для этого была огромная, как у нас говорят, Казарма. Как известно, его сначала нанизывают на иглы, и лишь потом переносят на шнуры (если кто-то «химичил» при низке табака, то это становилось ясно, когда листья табака перегоняли с иглы на шнур). От низки табака на иглы на пальцах остаются порезы, а сами пальцы, которыми держишь листья табака, покрываются «зефиром» -тёмным липким налётом. Доводилось мне наблюдать, как дядя пахал. Иногда и я брал в руки плуг. Но удивительно, плуг, который бывало дядя держал всего одной рукой, в моих неопытных детских руках как бы «оживал» - бросал меня из стороны в сторону, несмотря на все мои усилия противодействовать этому. Так что пахота плугом не очень простое дело, скажу я вам, особенно, если речь идёт о малоопытном пахаре.
...Среди воспоминаний детства - встреча Хошимина в сухумском аэропорту. Было это в 50-х годах. Я с группой мальчиков и девочек и нашей руководительницей из клуба юных натуралистов (который тогда был в Сухуме) ездил в аэропорт, чтобы встретить Хошимина. Деталей не помню, но хорошо помню, что он обнял и поцеловал нашу руководительницу и что у него была необычная для наших мест борода. Почему-то именно это осталось в моей памяти. Помню я и то, как в детстве, кажется, на теплоходе «Адмирал Нахимов» (который впоследствии затонул), я побывал в Ялте. Город произвёл на меня очень приятное впечатление, однако горы, не покрытые лесом, к чему я привык в Абхазии, показались мне довольно странными.
...Мне буквально посчастливилось попасть в Сухумский пединститут, потому что мы с отцом, когда наступило время поступать в вуз, ездили в Тбилиси. Я собирался поступать то ли на экономический факультет Тбилисского университета, то ли на один из факультетов, связанный с экономикой, но преподаватели сказали отцу, что экзамены его сын может сдать по-русски, а потом будет учиться по-грузински. То ли отцу не понравилась перспектива моей учёбы на грузинском языке, то ли повлияли ещё какие-то иные причины, не знаю, но, во всяком случае, в Тбилисский университет я поступать не стал и вернулся в Сухум. Времени оставалось очень мало, и я подал свои документы на историко-филологический факультет Сухумского педагогического института им. A.M. Горького.
Мне посчастливилось, что на нашем курсе впервые и археологию Абхазии, и историю Абхазии, и этнографию Абхазии читали такие выдающиеся люди, выдающиеся учёные, какими были археолог Михаил Маметович Трапш, историк Георгий Алексеевич Дзидзария и этнограф Шалва Денисович Инал-ипа. Я хорошо запомнил Михаила Маметовича, о нём, к сожалению, очень мало говорят, он скромнейший был человек. И мы знаем, что лишь после смерти издали его труды, и по ним видно, как много этот человек работал. Я очень любил Михаила Маметовича. То же самое относится к Г. А. Дзидзария и Ш. Д. Инал-ипа. Я глубоко убеждён, что и Георгий Алексеевич, и Шалва Денисович - это корифеи нашей науки и замечательные люди.