Воспоминания и комментарии

Верховный Совет СССР

...Теперь перейдём к тому периоду, когда я был избран народным депутатом СССР от Абхазии. Это произошло в 1989 г.

Представители нашего национального движения решили, что надо делегировать в Верховный Совет наиболее известных людей. В это время от Абхазии были избраны и Фазиль Абдуллович Искандер, и народный поэт Абхазии Баграт Васильевич 'Шинкуба, и Председатель Союза писателей Алексей Ночевич Гогуа, в их числе оказался и я, директор Абхазского института - главного научного учреждения Абхазии.

В то время Грузия уже сделала шаг к полному упразднению автономий. Когда мы приехали на съезд, то оказалось, что депутаты от Абхазии сидят не вместе, отдельной делегацией, как полагалось, поскольку они от одного территориального образования - Абхазской АССР, т.е. государства, как было сказано и в Конституции Абхазии, и в Конституции Грузии, а вперемешку с другими членами грузинской делегации. Тем самым хотели показать, что Абхазии уже нет. Не было и вывески «Абхазская АССР». Поэтому всё дело началось с того, что я, как депутат, категорически потребовал, чтобы вернули нашу табличку, на которой было написано «Абхазская АССР». Я долго добивался этого, и, в конце концов, добился, причём эту табличку я поставил рядом с собой. Я постоянно требовал, чтобы мне дали слово на I съезде Народных депутатов. Партийная иерархия делала всё возможное, чтобы этого не произошло. С одной стороны, народ настаивал, чтобы кто-то из нашей делегации выступил, люди слали нам массу телеграмм, с другой стороны, партийное руководство, учитывая интересы Грузии, боялось дать мне слово. И хотя один из членов отдела тогдашнего ЦК изучил мой доклад и знал, в принципе, всё, что я буду говорить, но всё же Первый Секретарь ЦК Грузии обращался с просьбой к Разумовскому - члену Политбюро ЦК КПСС и ещё к одному члену Политбюро, чтобы они оказали влияние на меня с той целью, чтобы я отказался от выступления, Я хорошо помню, как г-н Гумбаридзе тогда говорил мне: «Я понимаю, что грузины, конечно, не правы, я понимаю, что всё, что сказано в Вашем выступлении, это правильно, но надо учесть, что они (грузины) сейчас в таком состоянии, что лучше, чтобы Вы не выступали и не говорили об этом. Не надо им обо всём этом напоминать». Я с этим был категорически не согласен и готовился публично, в знак протеста, сложить с себя депутатские полномочия и покинуть съезд, если мне не дадут слова. У меня до сих пор сохранился текст этого заявления о сложении полномочий депутата. Я думал, что для этого мне хватит двух-трёх минут, уже планировал, как пробиться к трибуне и сделать заявление. Насколько я помню, только один человек в нашей делегации поддерживал моё решение. Но я был готов к решительным действиям.

Сегодня кажется довольно забавным, что самый молодой депутат среди нашей делегации вдруг демонстрировал большую прыть, чем остальные. Я помню, что один человек в нашей делегации, когда я зачитывал ему один из первых вариантов своего выступления, пришел в ужас и сказал: «И что, ты всё это будешь говорить?» В тот день, когда мне дали слово, текст моего заявления лежал у меня в кармане, я готовился и обдумывал, как его прочитать, я даже мысленно представлял себе, как я сниму значок депутата и положу его на трибуну прямо перед Горбачёвым. Но в последний момент, когда я уже был готов заявить свой протест и сложить полномочия, вдруг объявили, что мне предоставляется слово. Это было 2 июня 1989 г. Я пошёл выступать и, дойдя до трибуны, помню, снял часы, потому что больше всего я боялся, что мне не хватит времени. Но я точно знал, что председательствующий не будет церемониться со мной и прервёт меня, поэтому я всё время смотрел на часы и уложился ровно в 10 минут, отведённые регламентом.